Свиноводы уповают на справедливость . Эксперт OnLine

Свиноводы уповают на справедливость . Эксперт OnLine / Фураж Он-Лайн

25.01.2010
В российском аграрном секторе есть кластеры производств, готовые конкурировать на мировом рынке по показателям эффективности. Однако конкурировать по цене они пока способны только под защитой государства.

Государство ограничивает поставки зарубежного мяса в страну, квотируя импорт и устанавливая высокие ввозные пошлины. Это создает благоприятные условия для вложений в развитие производства мяса — один за другим начали разворачиваться масштабные инвестиционные проекты. Однако до сих пор зарубежное мясо дешевле отечественного. И это наводит на мысль: может, в России в силу каких-то причин в принципе невозможно ведение эффективного сельского хозяйства и, лишившись государственной поддержки, оно рухнет из-за собственной неконкурентоспособности, как уже было в 90?х годах? В какой мере инвесторы рассматривают аграрный сектор как бизнес с таким важнейшим его атрибутом, как эффективность, не рассчитывая исключительно на то, что государство избавит их от соперничества с импортом, рассказал Сергей Михайлов, генеральный директор одного из ведущих российских агрохолдингов мясного направления — группы «Черкизово», которая является крупнейшим инвестором в аграрный сектор. Несмотря на кризис, в середине прошлого года в «Черкизово» начали многолетний инвестиционный проект стоимостью 1,5 млрд долларов по строительству птицефабрик, свинокомплексов, элеваторов и комбикормовых заводов в Липецкой области.

— Может ли сельское хозяйство в России, в частности производство мяса, быть конкурентоспособным на мировом уровне?

— Конечно. В России много хорошей земли, следовательно, есть потенциал для производства зерна, мы его уже экспортируем. При этом обрабатывается всего 40 процентов потенциально богатых угодий. И если еще учесть, что у нас большие запасы пресной воды, это просто парадокс, что наша страна является крупнейшим импортером мяса. Пока в мясном животноводстве мы работаем на импортзамещение, но лет через пять закономерно встанет вопрос экспорта. Ведь интереснее не экспортировать зерно, а создать рабочие места в производстве кормов и мяса, экспортируя мясо как продукт с добавленной стоимостью конечному потребителю. Россия вообще одна из немногих стран, которая может существенно изменить ситуацию с глобальным предложением продукции сельского хозяйства. Разве что Бразилия способна еще наращивать производство мяса, хотя она и сегодня является лидером по экспорту. А посмотрите на Европу: там и земля вся обрабатывается, и уже такая плотность животных, что дальше некуда. Из-за этого они не только не увеличивают производство, а уменьшают его.

— Вы назвали факторы конкурентоспособности на основе ресурсного обеспечения, но экономическую конкурентоспособность все-таки обеспечивает сопоставимость по эффективности производства. Какая у нас эффективность в сельском хозяйстве?

— Тут нужно рассматривать проблему по частям. Например, по урожайности зерновых Россия, можно сказать, лидер среди отстающих: 15–20 центнеров с гектара. В Европе уже в несколько раз больше — 50–60, иногда доходит до 70! Нужно, само собой, работать над тем, чтобы урожайность повышать: это дело капиталоемкое и небыстрое. Впрочем, как и другой путь увеличения производства зерна: расширение посевных площадей. Для того чтобы вернуть в оборот землю, ставшую уже залежной, нужно два-три года минимум.

Правда, существует мощный сдерживающий фактор роста производства зерна. Сегодня Россия обеспечивает себя зерном полностью, в прошлом году собрали 95–98 миллионов тонн. В позапрошлом году был хороший урожай. Но внутри слабый спрос. Если урожай превышает внутренние потребности, то его надо выводить с рынка — в противном случае возникает сильное давление на цены. А как? Здесь хранение затруднено, нет современных хранилищ, нет экспортной инфраструктуры, и быстро все это не построишь. Больше 20–23 миллионов тонн Россия сейчас экспортировать не может. И куда девать зерно? А цена падает и падает. Вот и получается, что при себестоимости 3,5 рубля за килограмм цена фуража — 2 рубля за килограмм. Все теряют деньги. Надо стабилизировать рынок, иначе никто больше ничего не посеет.

— C зерновым хозяйством понятно. А что происходит в животноводстве?

— В птицеводстве в целом по отрасли эффективность производства уже вышла на мировой уровень. Главный фактор здесь — наличие фуражного зерна, это определяет себестоимость мяса. А фуражного зерна у нас в стране очень много, и оно дешевое.

— Позвольте, но, судя по ценам, себестоимость птицы в России выше, чем в Европе.

— На первый взгляд кажется, что да. Но это ошибочное мнение. Сейчас объясню почему. Мы должны учесть, что в Европе сельское хозяйство субсидируется на 200 миллиардов евро в год. Что получается: они берут деньги у налогоплательщиков, а потом в виде дотаций дают сельскому хозяйству и получают более дешевое мясо. Но можно было бы оставить деньги налогоплательщикам и не субсидировать отрасль. Если это сделать, то цены в Европе поднимутся как минимум на 20–30 процентов. Так что все это иллюзия. Европа сегодня не может быть более конкурентоспособна по технологиям выращивания птицы. И зерно там реально дороже стоит. А взять Бразилию. Мало того, что она конкурентоспособна по климатическому фактору и зерна там много, у них — кукуруза, у нас — пшеница, так там субсидируют сельское хозяйство в разы больше, чем у нас. Россия сегодня дотирует аграрный сектор меньше всех.

К таможенному барьеру!

— Дотации сельскому хозяйству — это хорошо или плохо?

— Есть два пути поддержки сельского хозяйства. Один — дотации. Но не ошибусь, если скажу, что даже на Украине материальная поддержка сельского хозяйства больше, чем в России. У нас она находится на уровне 150 миллиардов рублей. Это малые деньги в масштабе такой громадной отрасли — они ведь идут не только на мясо, а на все сельское хозяйство.

Второй путь, выбранный российским правительством, и, на мой взгляд, правильно, — таможенное регулирование. В Европе сельское хозяйство стало черной дырой, там уже не знают, как от этих дотаций избавиться: когда один раз дал, обратно забрать тяжело. Но это ведет к ситуации, когда разворачивается конкуренция бюджетов стран, а не производителей. Вот мы, например, налаживая свиноводческие и птицеводческие комплексы, конкурируем не с отдельными компаниями, а с бюджетом Европы.

Правда, когда в 2001–2003 годах принималось решение о выборе метода поддержки, в бюджете России и денег особо не было.

— А как же принципы свободной торговли?

— Да нет в мире сейчас свободной торговли в аграрном секторе — все равно, бананы это или мясо. Здесь даже членство в ВТО ничего не дает. Бразильцы не первый год пытаются наладить поставки мяса в США, но наталкиваются на искусственные барьеры — недотягивают до американских требований по ветеринарной сертификации. Но все же знают, что самые лучшие современные заводы по производству и переработке мяса построены в Бразилии. Поэтому и мы закономерно ставим вопрос: раз вы субсидируете аграрный сектор, мы введем квоты и таможенные барьеры. Мы тем самым гарантируем производителям не высокую, а справедливую цену, которая позволяла бы дальше развивать производство и наращивать его.

— Вы рассуждаете как производитель, но, наверное, на эту проблему можно посмотреть и по-другому. Вот потребители заинтересованы в более низких ценах.

— Кто-то может сказать: давайте откроем таможню, получим дешевое мясо. Но мы все историю знаем. Когда Советский Союз развалился, сюда пошли американские окорочка, и буквально за три-четыре года мы положили на лопатки сельское хозяйство. Только в этом году мы возвращаемся к уровню производства конца восьмидесятых. Кроме того, надо понимать, что когда ты импортируешь какие-либо промтовары — это полбеды, а когда ты покупаешь продовольствие, вдруг случается ураган во Флориде, как было несколько лет назад, и корабли с курицей не могут доплыть до России. И это уже не вопрос цены, а вопрос обеспечения граждан продовольствием, в какой-то степени вопрос выживания. Я немножко утрирую, но это так. К тому же сегодня мало-немало, но 50 миллионов человек в России связаны с селом. Страны бывают или аграрные, или неаграрные. Россия была аграрной страной и должна остаться ею. Другого пути развития нет. В какой-то степени это продиктовано территориями. Так что развитие села — это не только продовольственная безопасность. Это и миграция, и занятость. В конце концов, когда Америка, Европа и Бразилия развивают сельское хозяйство, они в первую очередь смотрят на демографию и на то, что происходит с занятостью.

— Многие переработчики считают, что квоты на ввоз свинины мешают им развиваться, потому что российское свиноводство только наполовину обеспечивает их потребность в сырье. Да и цена высока.

— Абсолютно верно. Но вернемся к тому, о чем я уже говорил. Первое: европейская цена связана с многомиллиардными дотациями. И это не справедливая цена. А второе: дефицит свинины действительно сложился из-за квотирования и пошлин. Но это здоровый дефицит, позволяющий получить более высокие цены. Опять же: не завышенные, справедливые. Кроме того, производство свинины в последние годы показывает хорошую динамику роста, то есть нашим производителям по силам насытить рынок в перспективе.

Возникает вопрос краткосрочной и долгосрочной эффективности. Если мы наращиваем производство мяса, надо потерпеть три-пять лет. Зато потом мы будем с мясом, с эффективным производством, с нормальной себестоимостью. И без всяких субсидий мы получим для потребителя удовлетворительную цену на мясную продукцию.

— Но у вас же свои свинокомплексы, может, вы не представляете чужих трудностей?

— «Черкизово» — крупнейший переработчик, и мы тоже покупаем мясо. Но если мы будем покупать дешевое мясо, многие свинокомплексы просто закроются. Новые эффективные комплексы, такие как у нас, — это пока капля в море, всего 10–15 процентов рынка. Основной рынок — более 50 процентов — обеспечивают личные подсобные хозяйства. Это выращивание на улице под открытым небом пяти-десяти свиней. Там себестоимость очень высока, потому что нет ни генетики, ни правильного кормления, ни технологий выращивания, большие ветеринарные и биологические риски. Но это в какой-то степени социальный фактор, мы все это понимаем. И есть свинокомплексы старого образца, с завышенной себестоимостью. И если мы сегодня не будем у них покупать мясо, они просто вырежут свиней и закроются. После этого цена будет не просто высокая, а гипервысокая. Свиней больше не останется. А производственный цикл выращивания свинины — длинный. Один раз вырежешь, потом полтора года будешь только вкладывать.

Поэтому ограничение импорта — вынужденная мера. Другого пути нет. Да, в краткосрочном плане это потери потребителя. Но если цена свинины будет ниже, никто не станет вкладывать большие деньги в аграрный сектор, потому что срок окупаемости проектов вырастет с пяти-семи лет до пятнадцати. Кто же будет такие риски брать на себя?

Но посмотрите по птице: то, что при ограничении импорта мы за три-четыре года нарастили ее производство, уже дает себя знать. В текущем кризисе рубль был более чем на 35 процентов девальвирован, но цены на мясо птицы повысились всего на 10–15 процентов, это уровень, сопоставимый с инфляцией. То есть потребитель уже защищен. Какие-то два-три года, и ситуация будет совсем другая. Компании за пять лет окупят все проекты, и у них уже не будет такой финансовой нагрузки: ведь, обслуживая кредиты, операторы не зарабатывают, работают на банк. Доходность нормализуется, что даст возможность снизить цены.

Россия как большая Дания

— За счет чего же свиноводство может стать эффективным, чтобы оправдать государственную защиту и гарантии справедливой цены?

— Свиноводство пока менее развито в этом смысле, чем птицеводство, потому что здесь совсем другой производственный цикл: птица — 35–40 дней, свиноводство — 189 дней. Но тем не менее наша компания, да и другие, строит современные производительные свинокомплексы. У нас уже работают два: в Липецке на 50 тысяч тонн и на 25 тысяч тонн в Тамбовской области. Мы в них используем датскую технологию, одну из передовых.

Более того, если говорить о конкурентоспособности, то свиноводство более естественно для России, чем птицеводство. Для птицы корма должны содержать большое количество сои. Ее долю, конечно, можно снизить, но все равно ниже 15 процентов не получается. А сои в России нет, ее приходится импортировать, это валютная составляющая, она дорогая, так же как и доставка в Россию. А для откорма свиней сои нужно порядка 4–5 процентов, там все зависит от ячменя и пшеницы. Этого зерна в России много, цены низкие, поэтому себестоимость свинины по конкурентоспособности сравнима с Бразилией и другими странами.

— Почему выбор пал именно на датские технологии?

— Датчане — законодатели мод по части эффективности и качества в свиноводстве. Экспортируют мясо в США, Японию и по всему миру. Для информации: Дания — маленькая страна, там пять миллионов жителей. И 25 миллионов свиней, на каждого датчанина приходится по пять свиней. Данию можно за один день на машине объехать. Там больше негде строить фермы. Но мы-то пока не ограничены территорией и можем использовать их технологию.

— А как связана технология с территорией?

— Есть такой параметр, как сохранность стада: сколько поросят доходят от рождения до конечной стадии — всегда ведь остается какой-то падеж. А что такое падеж? Это выброшенные деньги, и они ложатся на цену. Но в нашем свинокомплексе падеж составляет порядка 12 процентов, а в старых — около 30. И это снижает себестоимость, она у нас на 20–30 процентов ниже, чем в среднем по России. А почему? Потому что датская технология поддерживает высокий уровень биологической безопасности.

В нашем свинокомплексе площадки разных этапов производства: репродуктор, доращивание, откорм — разнесены на четыре-пять километров. И животные на каждой стадии переводятся из одного помещения в другое. Таким образом, биологический фон, влияющий на сохранность, регулируется и управляется. А в старой технологии все стадии выращивания находятся под одной крышей, инфекция от взрослых свиней легко передается поросятам, невозможно полное обеззараживание помещений. Неуправляемая ситуация. Если даже произвести санацию и вычистить все помещение, все равно микробиологический фон через год повысится, и показатели начнут падать. Кстати, именно поэтому мы пошли в поле строить новые свинокомплексы, а не реконструировали старые: реконструкция проблем не решает.

Кроме того, по такой технологии улучшаются показатели конверсии корма, то есть того, сколько корма уходит на килограмм привеса. На старом свинокомплексе это 4–4,5 килограмма, а на новых — 3–3,25 килограмма. И еще в этой технологии хорошо поставлена утилизация отходов: все отходы собираются и потом используются как удобрения на поля. Все это влияет на себестоимость, и получается приличная экономия.

Так что все факторы есть, чтобы производство свинины в России стало конкурентоспособным. Другое дело, что оно капиталоемко и связано с большими инвестициями.

Помощь должна быть скорой

— С инвестициями у агропроизводителей есть проблемы?

— Сегодня есть национальный проект развития аграрного сектора, позволяющий брать льготные кредиты. Это важно, потому что ты окупаешь инвестиции за восемь лет: два-три года выводишь комплексы на полную мощность, а потом четыре-пять лет окупаешь. А если брать не под 3–4 процента, а под рыночные 15–20 процентов, то окупаемость составит 12 лет. Это будет неподъемный проект. В России же привыкли заработать за два месяца, за полгода, за два года, окупаемость в семь-восемь лет не так интересна. Потом сельское хозяйство не самый легкий хлеб. Телеком всем нравится, газ, нефть, а аграрный сектор воспринимается как головная боль.

Заинтересованность в инвестиционных проектах следует поддерживать не только льготными кредитами. Правительство должно своевременно реагировать на тенденции на рынке и корректировать таможенно-тарифное регулирование, гарантируя справедливые цены.

— Каким образом?

— Скажем, довольно долго зрела угроза развитию российского свиноводства. Когда квотировали ввоз мяса, оставили маленькую дырку, забыв ввести барьеры для живых свиней: никто не думал, что их будут импортировать. Но в последние два года закупки живых свиней в Польше, Эстонии, Латвии выросли в десятки раз. Только в 2009 году больше миллиона свиней завезли из Европы. Потому что на них пошлина всего 5 процентов, в то время как на сверхквотную свинину — 75 процентов. Правительство было в курсе, но семь месяцев обсуждало, как предотвратить завоз так называемого живка. Только недавно принято решение о возможности повышения пошлин — с 1 января таможенная пошлина на живок товарных свиней повысилась с 5 до 40 процентов, то есть импортный живок не будет больше снижать цену внутри страны, как это произошло в октябре-ноябре прошлого года. Кроме того, с 1 января таможенная пошлина на свиные и говяжьи субпродукты значительно увеличена и составляет не менее 0,35 евро за килограмм — эта мера значительно повысит конкурентоспособность российских субпродуктов и частично перенесет потребление с дешевого импорта на мясо птицы и свинину. Прекратится и ввоз относительно дешевой говядины, что, несомненно, также будет стимулировать потребление курицы и свинины.

Между тем, пока принимались эти решения, цена на свинину упала на 20 процентов. Через полгода она снова пойдет вверх. Но кому нужны эти качели? Необходимо оперативно принимать решения. Правда, правительство сейчас намного быстрее, чем когда-либо, пытается сбалансировать проблемы рынка.

— За границей как быстро решаются такие вопросы?

— В Бельгии, например, каждую неделю собирается комитет, который рассматривает, что происходит на рынке, анализирует тенденции импорта, решает, нужно ли его стимулировать, какими мерами. Если на рынке избыток — они понимают, что надо куда-то вывезти. И даже экспортные дотации дают. Вывез в Европу — вот тебе 30 центов с килограмма.

На самом деле сегодня всему миру не очень нравится, что Россия поднимает сельскохозяйственное производство. Все привыкли сбрасывать сюда за копейки то, что у них не продается. Там уже насыщен спрос: американцы в год съедают 112 килограммов мяса на душу населения, Европа ест более 80 килограммов. Поэтому куда? В другие страны скинем по демпинговым ценам. Если некуда сбыть, на стабилизацию рынка иной раз деньги надо безумные тратить. Я вот разговаривал с европейскими фермерами, они за необработанную землю получают 600 евро с гектара. Мне это странным показалось, а они говорят: если мы станем эту землю обрабатывать и зерно девать будет некуда, правительство потратит в пять раз больше, чтобы стабилизировать рынок интервенциями. Мы это стали понимать. В России много зерна. Казалось бы, хорошо. А перспективы? Возникают серьезные перекосы рынка с негативными финансовыми последствиями.

— На ваш взгляд, национальный проект развития сельского хозяйства достаточно сбалансирован? Какое-то время назад была проблема: производство мяса стали поддерживать, а убойных мощностей не хватает.

— Проблема убойных мощностей есть. Она не слишком остро стоит сейчас, потому что еще не очень много свиней, но их число растет, большой прирост будет через два года, так как построенные свинокомплексы начинают выходить на проектные мощности. В ближайшие год-полтора ежегодно будет прибавляться по 40–45 тысяч тонн. Соответственно, нужны убойные мощности, а они практически не строятся. Возникает опасность перепроизводства свиней. Правда, было решение, что они включаются в нацпроект с соответствующей дотацией по ставкам.

Но раз вы затронули убой, надо сказать, что здесь есть и другая проблема. У нас работают три бойни сегодня — в Пензе, Ульяновске и Лабинске, и они не совсем эффективны в промышленном производстве. Дело в том, что, когда вводили квотирование, туда не попали некоторые виды продуктов. Птица вся попала, а по свинине не попали жир свиной, шкурка, субпродукты — это более 20 процентов свиньи. Если ты занимаешься убоем, то что-то надо делать не только с мясом, но и с этими продуктами. А у них сейчас такая цена, что убой становится невыгодным. Кроме того, у нас в стране дефицит качественной, так называемой беконной свинины, на которую в первую очередь и ориентирован промышленный убой. Наконец, еще один фактор — потребитель не привык еще покупать красиво упакованное охлажденное мясо в магазине, часто предпочитает купить на рынке, то есть рынок пока не дает возможности зарабатывать деньги на промышленном убое. Но в будущем он все равно придет к более цивилизованным формам, вот тогда и понадобятся серьезные убойные мощности.

— Судя по вашему опыту, аграрные холдинги могут развиваться только там, где к ним хорошо относятся губернаторы. Это правильно, когда развитие бизнеса так тесно связано с благоволением властей и административным фактором?

— В данном случае это нельзя назвать административным фактором. Скажем, в девелопменте административный фактор возникает — коррупционный или называйте как хотите, — потому что там отдача велика. А в сельском хозяйстве отдача несопоставима с девелопментом, и речь идет, скорее, о помощи со стороны властей и понимании, ведь без активной поддержки губернаторов на местах в инвестиционной фазе сделать ничего нельзя. Что такое свинокомплекс в Липецкой области? Это около 15 тысяч гектаров земли, это привязка к местности 20 разных площадок, на которых стоит свинокомплекс. Это коммуникации, дороги, инженерные сети. Это свыше 50 тысяч квадратных метров жилья для семей сотрудников. В Липецке администрация нам активно помогала с согласованиями, дорогами, с энергосетями для стройплощадок. У нас ведь сложно организовать самим инфраструктуру, это же никогда не окупится.

Эксперт OnLine

Фураж Он-Лайн


Версия для печати Версия для печати

На сайте работает система коррекции ошибок. Обнаружив неточность в тексте
или неработоспособность ссылки, выделите на странице этот фрагмент и отправьте его
aдминистратору нажатием Ctrl+Enter.